Отец Пивоваров Иван Григорьевич (17.08.1910 — 3.10.1985) и мать Анна Никифоровна (18.07.1914 — 11.10.1996)

Иван Григорьевич и Анна Никифоровна из рабочих, родились в разных сёлах Алтайского края, познакомились и поженились в г. Бийске в 1938 году. Иван Григорьевич работал экспедитором, получил производственную травму и стал инвалидом второй группы. Хотя пенсия была маленькая, отец больше ценил свободу — ходить беспрепятственно в храм.

Анна Никифоровна работала на железной дороге, но после рождения третьего ребёнка стала домохозяйкой. Этому способствовало то, что второй ребёнок — мальчик Валентин в детском садике простудился и умер. Родители держали корову, кур. Отец получал от собеса участок земли за городом для посадки картофеля, потом и мама — как многодетная. Надо было очень много трудиться, чтобы воспитать четверых детей. Заготовляли сено для коровы, собирали и солили грузди, собирали и сушили ягоды. Огорода не было.

Во времена Н.С.Хрущёва многие люди личное хозяйство ликвидировали — на всё были наложены непосильные налоги. Когда не стало коровы в этом загончике, где она днём гуляла, сделали две грядочки, посадили огурцы и несколько кустов помидор. Много было нельзя — ходили и проверяли — сколько человек семья и что и сколько посажено. На излишки — налог.

Отец, когда работал, получил травму. Его придавило машиной, и сильно повредило левую руку, и задели голову — повредился зрительный нерв. Он стал терять зрение, рука начала чернеть и его направили в горбольницу на её ампутацию. Отец так рассказывал:

«Пришёл я в больницу, взяли у меня направление, завели в приёмный покой, посадили на кушетку и сказали — жди. Сижу, жду, а они все бегают туда-сюда и про меня как будто забыли.

Вот я в комнате один, а мне голос говорит: «Иди в храм, попроси, чтобы обмыли водой икону Божией Матери «Тихвинская» и этой водой мой руку».

Я кругом смотрю — никого нет. Даже тревожно стало. А голос настойчиво повторяет: «Иди. Беги отсюда скорей». И прямо как кто меня подталкивает.

Я встал и ушёл. Сразу пошёл в Покровский храм. Я знал, что под Бийском был женский монастырь. Когда его закрыли, то некоторые монашки были при Покровском храме, и там была чудотворная икона «Тихвинская».

Пришёл в храм, службы не было. Подошёл к монашке и всё ей рассказал. Они принесли тазик и воды в кувшине. Взяли икону, держали её над тазом, пели молитвы и поливали на неё воду. Я тоже молился, поцеловал икону. Там же разделся, освободил руку от одежды. Они увидели, что рука почернела. Обмыли мою руку этой водой. Воду слили в банку и мне отдали. Так я пришел домой с рукой.

Каждый день и по нескольку раз в день я молился Божией Матери и обмывал руку — она начала светлеть. Когда вся чернота прошла, рука выздоровела, я пошёл к тому же хирургу, который направлял меня на ампутацию. Он удивился; не очень поверил, что просто одной этой водой я лечил руку, но сказал: «Что ж, тебе повезло. С двумя руками жить, конечно, лучше, чем с одной».  Рука у отца была дееспособная, но всегда болела на смену погоды. Он говорил: «Это для того, чтобы я не забывал о милости Матери Божией».

Родители были очень религиозными. В Бийске когда-то был центр Алтайской Духовной Миссии. Потом закрыли и Миссию, и монастырь, и храмы, но в городе было много верующих людей; были и монахи. Когда родились первые дети, домой приглашали иеромонаха Иннокентия, и он крестил троих старших детей дома. Когда в 1943 году открылся Покровский храм в Заречье, там родители повенчались. А в 1947 году открыли и Успенский храм, прихожанами которого и стала наша семья. От нашего дома до храма надо было идти минут 40-45. Всегда выходили за час до начала службы.

Отец любил порядок, во всём был очень аккуратный. Мама так и называла его — аккуратист. Папа пел на клиросе, у него был хороший тенор. Хорошо читал. В храм ходил всегда в субботу на всенощную и в воскресный день на Литургию. Так же и в праздники. 9 июля, в день празднования иконы Божией Матери «Тихвинская», мы всей семьёй обязательно шли в Покровский храм.

На весь Алтайский край храмы были только: в Барнауле Покровский собор, два в Бийске и ещё в Рубцовске. В посты и на праздники из окрестных селений приезжало много людей в храм — поговеть и Причаститься. Очень часто отец из храма приходил не один — кто-то просился на ночлег. У нас была одна небольшая комната и кухня. Большая русская печь занимала часть комнаты и половину кухни.

В кухне была кровать матери, обеденный стол, скамейка. На стене над столом висел шкаф для посуды, у входа — вешалка для одежды. За печкой в углу — умывальник над ведром. В комнате в святом углу под иконами стоял столик с книгами. Налево у стены — папина кровать, над ней висела одежда (шкафа не было). Направо между окнами стоял стол, за которым мы делали уроки. У печки стоял сундук. Дети спали на печке, на сундуке или на полу. Летом любили устраиваться на сеновале или в кладовке. Гости спали на полу.

Дети всегда ходили в храм с отцом. Подрастая — сами. Старшие норовили уйти незаметно, чтобы не тащиться с малышами. Дома никто не хотел оставаться. Когда слишком расшалятся, то самый успокоительный возглас был: «В церковь не пойдешь». И все. Сразу наступал мир и тишина. Мама ходила в основном по будням, в седмичные дни. Детей с собой брать не очень любила. Хотела от нас отдохнуть и спокойно помолиться. Шустрые все были. Много работали, но утром и вечером молитвенное правило соблюдалось неукоснительно. Ещё папа старался, чтобы каждый день читались жития святых, празднуемых в этот день Церковью. В наше время в Бийске ещё сохранялся обычай читать Псалтирь по усопшим. Отца часто приглашали читать Псалтирь. На поминальный обед он нередко брал и нас.

Когда мы все пели, получалось весьма неплохо, поэтому его и просили, чтобы он нас приводил. Мама пела сопрано. Если умирал старый человек, последний верующий в семье, то папу просили забрать иконы и книги религиозные. Так у нас появилась хорошая библиотека, и было много икон.

В шестидесятые годы начались новые гонения на Церковь. Многие знали, что Пивоваров И.Г. сам ходит в храм, и всех детей приучил любить Церковь. Началась травля нашей семьи в местной газете «Бийский рабочий». Старший сын Александр поступил в семинарию, остальные дети пели в церковном хоре. Отца осудили на два года лагерной жизни. Суд был показательный — в помещении Драматического театра. Перед театром на площади стояло много народу, слушали происходившее в театре через динамики. Через год в лагерь приехал выездной суд, который пересматривал дела дисциплинированных и трудолюбивых осуждённых. Отца выпустили.

В 1962 году родители продали дом, который строили сами ещё с дедом — родителем отца, и переехали в Красноярск, где служил четвёртым священником старший сын — отец Александр. Там купили дом в районе, который назывался в народе «Покровка». Это на горе, где стоит часовня. В 1962 году закрыли Покровский храм, и служить стали в Троицком кладбищенском храме. Иван Григорьевич трудился вместе с сыном — пономарил, читал и пел на клиросе.

Когда в 1965 году отца Александра перевели в Томск, Ивана Григорьевича пригласили в храм святителя Николая, что на Никольском кладбище. Там отец так же пел и читал. Настоятель Никольского храма протоиерей Александр Тугаринов представил его к награде. Высокопреосвященнейший Павел (Голышев), архиепископ Новосибирский и Барнаульский, в очередной свой приезд в Красноярское благочиние постриг отца во чтеца и благословил носить подрясник.

Дети все выросли, разъехались, и родители тоже решили уехать из Красноярска. Их позвали в Новосибирск. С 1974 года они жили в Новосибирске. Здесь отец также старался трудиться по силам своим в Вознесенском кафедральном соборе, где служил протодиаконом, а потом и священником младший сын Борис. Когда Владыка Гедеон (Докукин) назначил в Колывань служить отца Макария (Реморова), то с ним стал ездить и Иван Григорьевич. Так и служили два свата — старичка: священник и чтец. Более молодого священника туда послать в то время было нельзя. Господь давал им силы служить Богу и исполнить послушание правящего архиерея.

Владыка Гедеон наградил отца правом ношения ораря.

Постепенно отец стал терять зрение и к концу дней своих совсем ослеп. Больше всего он переживал, что не может читать. Любимое его чтение было жития святых и акафисты. Теперь ему читала мама. Многие молитвы он знал наизусть, а также жития многих святых. Когда к родителям приходили люди, отец всегда читал жития святых или начинал молиться — читать канон или акафист. Это было и в Бийске, и в Красноярске и в Новосибирске. Соседи старушки приходили помолиться или послушать чтение. Отец не любил пустых разговоров. У него обнаружили рак. Ужасные боли он терпел, уколы ему не делали — лечиться не любил. Даже сильно больного он не разрешал вести себя в больницу. Говорил: «Два века мне не жить; что в больнице мне сделают? Я хочу умереть дома среди своих родных людей, среди святых икон». Ночью ему стало очень плохо. Утром вызвали участкового врача, она сказала, что это уже конец. Отец протодиакон Александр Реморов — его любимый зять начал читать канон на исход души от тела. На шестой песни канона отец в последний раз поднял руку перекреститься, но рука упала, и он скончался.

Утром пятого октября гроб с телом привезли в Вознесенский собор в восемь часов. До начала службы послужили литию у гроба. Собрались все дети и внуки. Отпевание было в 12 часов. Собралось много народу и священников. Отпевали собором духовенства. Возглавлял настоятель собора протоиерей Димитрий Будько — будущий владыка Софроний. В своём слове отец Димитрий отметил крепкую веру усопшего — его не испугали трудности, большую любовь к храму Божиему — служил, пока были силы. Всех детей воспитал в большой любви к Церкви — все четверо трудятся в храмах. Разрешительную молитву читал архимандрит Макарий (Реморов). Похоронен он на Заельцовском кладбище города Новосибирска.

Мама Анна Никифоровна отличалась большим гостеприимством. Всех старалась покормить. Это, наверно, было у многих людей того времени — они пережили голод. Жили очень скромно, семейный доход — пенсия отца. Варила суп, кашу, картофель во всех видах, кисели и компот — фруктов тогда мы не видели. Только в школьных новогодних подарках или если кто-то нас угостит. Постоянно пекла пирожки или блины. Даже в пост у неё всё было вкусно. В Бийске, когда мы играли с соседскими детьми и нас звали покушать, то мама звала и их. И они шли, говорили, что у тёти Ани всегда вкусно.

Когда отца судили, вызывали соседей в свидетели, что отец нас — детей заставляет дома молиться и постами морит нас голодом. Соседка ответила, что когда родители начинают молиться, дети сами тут же с ними и даже маленький тут же ползает. А что насчёт еды, так наши к ним бегают поесть и хвалятся, что у тёти Ани всегда всё вкусно. Стану спрашивать, что же ели — каша или картошка. Особенно любили картофельное пюре, запеченное в печи на чугунной сковороде.

Побелка в доме была обязательно три, четыре раза в год. Мы не очень этому радовались, т. к. нам надо было помогать, всё мыть. Теперь понимаем, что так поддерживалась не только чистота, но и санитария в нашем тесном жилище. Тогда в школе тоже всё было побелено известью. Ремонт делали сами родители и ученики помогали. Мама всегда белила в наших классах.

Родители очень любили петь духовные стихи. Многие стихи мы знали наизусть. Пели не только в праздники в минуты отдыха, но и во время совместной работы, например: шелушили горох, перебирали грибы, перебирали картофель и др. Мама при такой занятости успевала содержать в чистоте и дом и нас. В храме на хоре певчие не раз отмечали, что мы приходим всегда чисто и аккуратно одетые.

Был у неё по настоящему подвиг: ночью, когда мы все уснем, она садилась за стол и переписывала молитвы, акафисты и потом их дарила. В то время негде было взять Молитвослов или какую другую религиозную литературу. Остались и у нас некоторые тетради с акафистами её рукой переписанные.

Мама очень любила ухаживать за огородом, когда он появился. Для неё была радость, что, например, у огурчика появился третий листочек и т. д. Любила разговаривать с комнатными цветами, когда их поливает или рыхлит землю.

Перед смертью отец велел маме после его кончины жить с отцом Александром. После похорон она прожила в Новосибирске год и уехала к сыну в Тобольск. Там прожила она до1992 года. В Тобольске же в это время жил и отец Макарий. Там он облек её в рясофор с именем Серафима, в честь преподобного Серафима Саровского.

Когда отец Александр служил в Омске, мама там год жила с дочерью Еленой (монахиней Марией). Потом она переехала к младшей дочери Татьяне в Новосибирск.

Мама была уже немощная, но ей хотелось всё делать самой — и в огороде, и побелить. Чтобы сделать ремонт, перевезли маму к младшему сыну отцу Борису. Но там, через недели две у неё случился инсульт, и она стала нетранспортабельна. Так свои последние дни инокиня Серафима провела у Отца Бориса, при чуткой заботе матушки Агнессы и сестёр милосердия. Её соборовали и Причастили Святых Христовых Таин.

Умерла она одиннадцатого октября 1996 г. Отпевали её на Покров после Литургии в храме во имя Всех святых в земле Российской просиявших, что в Академгородке Новосибирска. Отец Макарий в своем слове, обращаясь к нам, сказал: «Вот видите дети, вы все собрались и она вам рада. Она лежит и улыбается. Душа её достигла того покоя, к которому стремилась».

Похоронили её рядом с отцом на Заельцовском кладбище города Новосибирска.

Упокой, Господи души раб Твоих чтеца Иоанна и инокини Серафимы в селениях святых Своих.

Родители Александра Пивоварова